При этом он демонстрировал свою макушку, обезображенную длинным, белым, едва зарубцевавшемся шрамом. Весной я узнал, что Сашка выпрыгнул с третьего этажа, разбив стекло в подъезде,
приняв упаковку димедрола и запив её водкой. Хоронили его на старом военном кладбище большой компанией уже взрослых
друзей детства. Многих я помнил в лицо. В гроб ему положили пачку “Мальборо”, а в могилу накидали кучу белорусских “зайчиков” и “белочек”. Его любили. Это было видно по лицам и по количеству пришедших на похороны. Какая-то девушка выла и билась в истерике, целуя Сашку в белый и холодный лоб.
То, что он был холодным, я почувствовал , коснувшись его губами. На поминках пришлось напиться, а придя домой я упал на кровать и заснул не раздеваясь. Ночью мне снился Сашка.
Он бежал босиком по траве в белой рубашке и пионерском галстуке и кричал улыбаясь: “ – Ну что, покойнички, покувыркаемся???!!!” А пенсионеры еще долго стучали в домино после Сашкиной смерти, и еще долго им “ставили прогулы на кладбище”.